Смерть на колёсах

Есть у меня друг. Назовем, скажем, Валерой. Славный парень, надежный, ответственный, не жмот, последнюю рубаху отдаст. Но водится за ним одна странность – он никогда никого не подвозит на своей машине. Даже если очень надо. Что другое – пожалуйста! Приютит, накормит, напоит, выслушает, денег даст на такси. Но сам никого никогда не подвозит. И даже если с семьей куда-нибудь едет – за рулём всегда жена.

Если знакомые его просили, он всегда отшучивался: “Вот на барбухайке (он работал водителем на Скорой) – не вопрос! Куда угодно!”.

Друзья к его странности давно привыкли. Женщины полагали, что всё дело в ревности его жены. Смешно, по-моему. К кому могла ревновать зеленоглазая красавица Марина с осанкой королевы и пятым размером бюста, работавшая акушером в одном из столичных роддомов? Мужская же часть компании объяснений не искала: почти все были из медицинской среды, у каждого – свои суеверия, приметы, поэтому странность Валеры они воспринимали как должное.

Я тоже долгое время вопросов не задавала. Но как-то раз, что называется, “сошлись звёзды”, был выходной день, собрались тесным кругом, пожарили во дворе на мангале шашлыки, потом поднялись в квартиру. На кухне пели под гитару – Визбора, Высоцкого и своё, с уклоном в медицинскую тематику. В комнате велись неспешные беседы, а мы с Валерой оказались на балконе. Разговор был то, что называется, задушевный, с откровенностями, но не пьяный. И вот, сочтя, что лучшего момента не представится, я спросила:
– Валер, а почему ты никогда на машине своей никого не возишь?
Он посмотрел на меня оценивающе, словно прикидывал: стоит мне открыть тайну или нет. Но недолго – секунд пять.
– Хочешь узнать? Только учти, ответ будет странный.
Я кивнула.
– Я хочу, чтобы ты была готова поверить! Никаких “да ладно!”, “не заливай!”.
– Обещаю не сомневаться.
– И никому не говори!
– Могила!
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– Когда я веду машину, я постоянно сбиваю собак.
– В каком смысле?
– В прямом. Насмерть. Не нарочно, конечно. Они словно сами бросаются под колеса. Выскакивают на дорогу неожиданно прямо перед машиной так, что ни затормозить, ни увернуться. Или вообще появляются непонятно откуда.
Я поверила. Ну не может человек врать – так!
– Сколько я их сбил – вспомнить страшно. Если за пределы города выезжаю – обязательно хоть одна да попадется. В городе реже. Словно я их притягиваю! Только ты обещала никому не говорить!

Я сперва не поняла – к чему такая таинственность. Но потом вспомнила своего другого знакомого, с которым жена едва не развелась – потому только, что он сбил дворняжку, выскочившую на дорогу прямо перед его машиной. Мужчина больше месяца доказывал своей благоверной, что если бы он смог затормозить или увернуться в потоке машин даже на небольшой скорости – они бы разбились. Поверила она ему только после того, как он привел ей сотрудника ДПС, который смог подтвердить его слова. Причем среди общих знакомых большинство было на стороне жены и “бедной собачки”.

Но я знала Валеру давно, и к животным он всегда относился по-доброму. Он был из тех, кого называют кошатниками. На станции Скорой Помощи здоровенный серый кот по прозвищу Начмед, живший при гараже и получавший свой паёк от сердобольных диспетчеров, щедрых фельдшеров и врачей, признавал только Валеру: давался ему в руки и позволял делать себе ежегодные прививки и обрабатывать порванные в драках уши и бока. Дома у Валеры мирно жили два усатых-полосатых: кошка Сошка и кот Атас, подобранные когда-то, вылеченные и прижившиеся. К собакам он относился спокойно, дружелюбно. И вдруг – такое.

– Может, это с машиной связано?
– Типа, как у Стивена Кинга? Дух вселился? Нет. Эта же ласточка – у меня третья. С первыми двумя всё в точности так же было. Причем, когда за руль барбухайки сажусь – всё нормально! А за родной баранкой – прямо беда.
– А Марина знает?
– Знает. Слава Богу – понимает. Поэтому если едем вместе куда-нибудь – почти всегда за рулём она.
– Слушай, может тебе к какой-нибудь такой старушке сходить? – спросила я, когда шок от услышанного немного прошел. Валера только отмахнулся.
– Да ходил я… Может, конечно, старушка оказалась липовой, только зря проездил – не то, что не помогла, но и в проблему вникнуть не попыталась.
Я пожала плечами – ну что тут еще посоветуешь?
На этом разговор и увял. Сперва я думала о нем всё время, потом стала забывать и вспоминала только тогда, когда видела Валерину машину с алюминиевым мятым бампером. Прошел почти год…

Под вечер пятницы меня угораздило получить травму руки. Терзаясь от острой боли и с ужасом глядя на увеличивающийся отёк, я рванула в “травму”. Пожилой доктор осмотрел моё “брёвнышко” и выписал назначение: холод, неподвижность, обезболивание, “в понедельник – на рентген”.
– А почему не сегодня? – проскулила я.
– Аппарат сломан, – развел руками травматолог.
Я, сама не будучи медиком, была “своей” для городской медицинской тусовки и многое о положении дел городского здравоохранения знала из первых рук. Например, про местную достопримечательность – рентгеновский аппарат. Он был старый, немецкий, но снимки выдавал прекрасные. Правда, уж если ломался – то ломался капитально.

Баюкая больную руку, я вышла во двор и увидела Валеру (травмпункт у нас в одном здании со станцией СП). Он был “в гражданском”, значит не на дежурстве. Разговорились.
– Может, мне до ЦРБ прокатиться? – посоветовалась я. Больше раздобыть рентгеновский снимок (даже за деньги) вечером пятницы мне было негде.
– Там сегодня Е. дежурит, – покачал головой Валера. Про Е. я знала – пожилой хирург, склочный, хамоватый и подловатый. Чтобы попасть на рентген в его дежурство, нужно было, как минимум, переломать себе все конечности и прибыть на Скорой. Я сникла.

Валера помялся и предложил:
– А давай я тебя в Л. отвезу? (Л. – такой же невеликий город, как тот, в котором я жила). Дорога не долгая, знакомые в “травме” у меня есть…

Это было очень неожиданное предложение, и я согласилась.
Дорогу помню плохо – рука болела всё сильнее. Но, кажется, доехали без происшествий. Перед выездом Валера сделал один звонок, и в травматологии нас уже ждали с распростертыми объятиями. К счастью, переломов рентген не показал. Только очень сильный отёк с разрывом связок. Приветливый врач (им оказался амбал с широченными плечами) сделал мне “укольчик”, от которого боль стала затихать, как по волшебству, и кое-что добавил в рекомендации от себя для скорейшего выздоровления.

На обратном пути я не то, чтобы задремала, скорее – расслабилась, прислушиваясь к легкой боли в руке. Поэтому удар, визг тормозов и занос стали для меня сильной неожиданностью. Я дернулась. Мы встали. Валера посмотрел на меня. Вышли из машины мы вместе.

Позади машины была видна дорожка крови и холмик темной шерсти на асфальте. Он уже не двигался. Мы подошли. У Валеры вид был несчастный и угрюмый, он искоса поглядывал на меня.

Это была некрупная дворняжка, бродячая, неухоженная, с грязной лохматой шерстью. Мой водитель надел резиновые перчатки и оттащил ее труп в кусты. Потом осмотрел машину.

Настроение испортилось, рука сразу дала о себе знать. Я ехала молча, разглядывая однообразную дорогу в лобовое стекло. Спускались легкие сумерки, но до темноты было еще далеко.

Следующая собака буквально появилась перед нами ниоткуда. Словно она была картонной и ее кто-то поднял на ниточках перед нашей машиной. Прямо в нескольких метрах. Она стояла боком. Я успела заметить светлую шерсть и красноватый отблеск от фар в глазах, так как голова животного была повернута в нашу сторону. Удар, визг тормозов, разворот, остановка.
Мы снова вышли и снова Валера, надев перчатки, оттащил изуродованный труп в кусты. На его месте осталось тёмное пятно. Я старалась на смотреть на его действия – было тошно.

– Поначалу я прикапывать пытался, – словно оправдываясь, произнес он, заводя машину. – Потом перестал – ни сил, ни времени.

Мы почти доехали до города, когда под колеса нам бросилась третья собака. Это случилось возле остановки, там, где заканчивается забор стройки. Там была целая стая бездомных псов: они сидели, лежали и совершенно не обращали внимания на проезжающие машины. Но только когда мы почти поравнялись с ними – одна неожиданно скакнула нам наперерез. Валера просто переехал ее, останавливаться не стал.

– Сожрут! – кивнул он мрачно. Я не совсем поняла, к кому это относилось – к нам (сожрут, если остановимся и выйдем из машины) или к трупу собаки, валявшемуся поперек дороги. Но переспрашивать не стала. Настроение было поганейшее. Поблагодарив кое-как друга за помощь, я поспешила домой.

После этой поездки – как-то так вышло – мы с Валерой почти не общались. Если встречались в общих компаниях, то задушевных разговоров уже не вели – не складывалось. А через полгода он пропал.

Так вышло, что его жена была в областном центре на дежурстве, а когда вернулась – не нашла ни Валеру, ни его машину. Позвонила на сотовый – абонент недоступен. Стала вспоминать – делился ли он с ней какими-нибудь планами? Вроде бы говорил, что собирался поехать в тот день на дачу – что-то привезти.

Марина сразу же подняла всех на ноги. Наравне с полицейскими, Валеру искали его друзья и знакомые – добровольцы. Я тоже помогала искать – была координатором. Больше всего на свете боялась услышать, что его нашли мертвым.
Но его нашли живым.
И довольно быстро – в первый же день поисков.
Его машина перевернулась и угодила в глубокую придорожную канаву. Машина некрупная, с дороги ее не было заметно – если специально не искать. Двери заклинило, сотовый разбился. Ни выбраться, ни на помощь позвать.

Валера отделался легко – переломы ребер, ног, одной руки, воспаление легких (ночь провел в неотапливаемой машине).

Я побывала на месте аварии – после того, как Валеру увезли в больницу на родной “барбухайке”, когда подогнали эвакуатор. К поломанным кустам вели чёткие полосы торможения. И поверх одной из этих полос, уже порядком раскатанный проезжавшими машинами – холмик грязной шерсти.