Необъяснимая реакция
Было мне с подружкой Светой лет по пятнадцать, и любили мы встретиться у Светкиного дома и пойти погулять по городу, иногда сидели на лавке возле подъезда и болтали обо всем и ни о чем.
Я помню холодный ветреный февральский день, когда мы сидели со Светкой на лавке у подъезда, а у соседнего подъезда собралась толпа женщин в черных платках, а несколько мужчин вынесли гроб и поставили на заранее приготовленные табуретки у подъезда.
Женщины причитали и плакали. Мужчины склонили головы в знак скорби по усопшему. На вынесенной фотографии с черной лентой мы с подругой узнали отца нашего общего знакомого, Антона. Потом мы и Антона в толпе разглядели, осунувшегося, бледного, как смерть, и мать его рядом плакала, а бабки ее утешали. Нам со Светкой стало так не по себе, что мы решили спрятаться в подъезд. И вот когда мы уже открыли дверь подъезда, услышали голос батюшки, который отпевал покойника. Мы развернулись и направились к скорбящей толпе. Позже, обсуждая случившееся, ни я, ни Света не смогли объяснить, что на нас тогда нашло. Но вот мы молча подошли к толпе и стали слушать монотонные молитвы священника. В какой-то момент, глядя на желтого покойника, лежащего в гробу, я поймала себя на мысли, что у меня напряжены мышцы лица. До боли. Я осознала к своему ужасу, что улыбаюсь!
Я тут же поспешила прикрыть рот шарфом и глянула украдкой на подругу в поисках поддержки. Каково же было мое удивление, когда я увидела на ее лице широченную улыбку. А в глазах у нее стояли слезы отчаяния. Я схватила ее за руку, и она мне сквозь тихий смех сказала, что не может с собой справиться. И начала хихикать, прикрывая рот, в то же время у нее были такие испуганные глаза. Мы в быстром темпе ретировались. Отошли за угол дома и дали волю эмоциям. Мы смеялись до икоты, а ледяной ветер доносил до нас обрывки фраз священника. Придя в себя и утерев слезы, мы вышли из-за угла дома (внимания на нас никто не обращал — не заметили, что с нами творилось) и увидели, что ветер сорвал бумажку с молитвой со лба покойника, когда батюшка пытался ее закрепить. Бумажка заметалась в потоке ветра, и все ее начали ловить, бегать за ней вокруг гроба… ловили все, кроме нас со Светкой, потому что мы снова убежали за угол, и истерика продолжилась. Бумажку скорбящие так и не поймали, гроб погрузили в грузовик, и процессия направилась в сторону кладбища. Мы, отдышавшись, вышли из-за угла дома и направились к Светкиному подъезду, делясь по пути впечатлениями о произошедшем, как вдруг подул сильный ветер, и прямо мне на ногу упала какая-то бумажка, зацепилась за шнуровку ботинка. Я пригляделась — а это была та самая бумажка с молитвой, которую все ловили. Идти на кладбище за процессией жутко не хотелось (она была уже далеко). И мы не додумались ни до чего лучшего, чем положить бумажку с молитвой в почтовый ящик Антона.
Со временем случай забылся, но несколько лет спустя, когда я училась в колледже, произошла трагедия с моим сокурсником. Он провожал девушку домой, и на обратном пути его сбила насмерть машина (пьяный водитель на «Волге» въехал в толпу ожидающих автобуса людей прямо на остановку — восемь человек погибло, и сокурсник — Саша — был среди тех несчастных). Так вот, когда Сашу отпевали в церкви, присутствовала вся наша группа. Я стояла недалеко от гроба и смотрела на бледное осунувшееся лицо Саши, на синюю плохо прикрытую полосу на его продавленной шее (машина переехала его в районе шеи и по ногам). Мне было очень жалко этого парня. Рядом со мной стояла одна сокурсница и, держа меня за руку, тихонько всхлипывала, утирая слезы. И тут все повторилось — то есть опять эта улыбка, опять смех, и сокурсница тоже начала смеяться. Стараясь сдерживать дурацкий смех, мы спешно вышли из церкви на улицу. Закрыли лица руками и беззвучно содрогались от раздирающего нас хохота. Подошла наша преподавательница и, думая, что мы плачем, обняла нас сзади и сказала какие-то слова утешения.
После этого случая стараюсь на похоронах не присутствовать и в церковь хожу редко.
