«Я рычать умею»
Всегда завидовала людям, которые умеют сочинять «страшилки». Это ж надо так смочь — продумать сюжет, выписать персонажей, да еще настолько правдоподобно всё изложить, что волей-неволей — веришь! Можешь быть хоть трижды циником, хоть четырежды прагматиком — а веришь. Читаешь, и мороз кожу вспузыривает, чувствуешь, как спина холодеет и волосы на теле шевелятся. Ночью боишься в туалет выйти, а уж в дверной глазок среди ночи глянуть — вообще дело невозможное… Страшно!
Я бы тоже так хотела — р-р-раз — и придумать жуткую жуть. Чтобы все прочитали и обомлели. И поверили. И подумали — ох, и хорошо, что не со мной такое случилось. А ведь могло бы…
Но, увы, фантазия у меня в эту сторону совсем не работает, и всё, что мне приходит в голову, уже написано до меня. И хорошо написано, чёрт побери!
Но вот в какой-то момент я подумала: если ничего не сочиняется, может, описать реальный случай из жизни? Он у меня был, и только один. Был на самом деле, я не придумываю ничего — в этом вы сами убедитесь, если прочтёте мою нехитрую историю. Ибо сочинять такую банальщину (ничего сверхужасного там не будет… но это, впрочем, как посмотреть) мне бы и в голову не пришло. Размах не тот. Ну а для реальной истории вполне годится. Интересный случай. Может, кто-то знает, как это явление называется по-научному. Может, кто-то сталкивался с чем-то подобным тоже. Может, кого-то этот рассказ просто напугает. Меня вот, как очевидца, это событие напугало до отчаяния. Больше десяти лет прошло, а я как вспомню, так мурашками и покрываюсь до сих пор. И глаза на мокром месте отчего-то сразу…
В общем, начну. Я тогда работала педагогом по вокалу в детской театральной студии. Занимались у нас чудесные дети; был уже сработанный «костяк» студийцев, но периодически появлялись и новые — практически в течение всего учебного года. Кто-то приживался надолго, кто-то посещал несколько занятий и исчезал бесследно. Дело обычное.
И вот пришла к нам как-то девочка Арина. Маленькая, вертлявенькая. На мышку похожая. Глазки востренькие, и всё бегают. Мне она не очень нравилась, неприятная какая-то была девочка. Но симпатии симпатиями, а учебный процесс — по расписанию. В общем, ходила-ходила к нам эта Арина (занятий пять отходила точно), а потом вдруг пришла не одна, а с двоюродной сестрой. И если Арине было лет 9-10, то сестрица была постарше, лет четырнадцати девица, вполне уже оформившаяся. И опять же — типаж, который мне ну совсем не по нутру. Тоже мне показалась весьма неприятной. Бывает ведь с первого взгляда антипатия?
В общем, проводим мы с Александрой Евгеньевной (это наш режиссёр и заведующая студией) репетицию. Распевка прошла, разминка. Сделали перерывчик и решили с новенькой девочкой (назовём её Наташей) поближе познакомиться. Стали спрашивать, чем интересуется, чем вообще живёт.
И тут эта маленькая Арина, аж подпрыгивая от пока нам непонятного восторга, сообщает:
— А она рычать умеет!
— Что умеет? Лечить? — Александра Евгеньевна не расслышала и переспросила.
— Нет. Я рычать умею, — ответила Наташа. — Хотите, покажу?
Мы с Александрой Евгеньевной как-то даже растерялись. Ну что за детский сад? Как-то вообще не серьёзно. Все ведь рычать умеют, если поднапрягутся. В общем, не ответили мы ни да, ни нет.
— Пусть, пусть она порычит! — не унималась Арина. Ну шакал Табаки, ни дать, ни взять.
— Ну хорошо, — сдались мы наконец (пусть уже она всех нас насмешит, и мы продолжим репетицию).
Наташа пригнула голову к груди, как-то очень широко открыла рот и… Да. Она зарычала. И это был рык страшный, утробный, низкий. Нереально низкий и громкий, куда там льву. Я не знаю, что и кто может так рычать, и как этот адский звук поместился в груди этой девушки. Но самое жуткое было не в этом, а в том, что во время рыка я увидела, как изо рта Наташи вырвалось чёрно-прозрачное облако. Знаете, чем-то похожее на марево над дорогой в жару. Только всё же не совсем прозрачное, а с выраженным чёрным оттенком.
Я от ужаса вся оледенела. С Александрой Евгеньевной, видимо, произошло то же самое. Мы молча переглянулись и просто не знали, что делать дальше, как выходить из этой ситуации.
Спасла нас разговорчивая Арина. Её этот рык нисколечки не смутил (надо полагать, она его слышала не раз) и, хотя все дети на площадке просто оторопели, Арина как ни в чём не бывало продолжала щебетать:
— Представляете, к нам как-то вечером в седьмом микрорайоне мальчишки пристали, зажали нас в подворотне, хотели сумки отнять, а Наташа зарычала, и они убежали! Представляте?
Отчего же. Очень хорошо представляю и прекрасно понимаю этих мальчишек. Я бы и сама убежала, позорно визжа и, может быть, даже описалась бы. Такое-то, да в темноте!
В общем, кое-как довели мы репетицию до конца. Попрощались с детьми и остались вдвоём в гримёрке. Там мы снова поглядели друг на друга круглыми глазами, и Саша спросила меня:
— Ты тоже это видела?
Я кивнула и расплакалась. Только тогда меня «накрыло» по-настоящему, аж затрясло всю.
— Что это было, Саша? Это же просто трындец какой-то…
— Не знаю, — ответила она. — Пойдём покурим.
Конечно, мы долго еще обсуждали этот случай, помню, по дороге домой только об этом и говорили, а я еще несколько часов тряслась. Ни к какому конкретному выводу мы так и не пришли. Уж больно этот случай выбивался из всего привычного и доступного нашему пониманию…
Наташа появилась еще пару раз, потом ходить перестала; с ней покинула студию и Арина. И мы совсем-совсем об этом не жалели, уж можете мне поверить.
