Крикса

Медленно и важно выкатила сырная луна на небосвод…
Ночи у пруда в объятиях Лешки теплые – теплые, трава под боком мягче бабкиной перины кажется.
– Анька, выходи за меня, а? Дом справим, детей родишь, мать телку подарит на свадьбу…
– Я ведь учиться хочу, Леш, – Анька девка хоть и ладная была, хозяйственная, но упертая, как бык – лет с четырнадцати мечтала в город после школы уехать на лекаря обучаться.
– Кто там, в городе ждет-то тебя, глупая? Тут мамка и младшие братья, я в конце концов…
Младшие братья – Илья, Андрей, Женька. Уж кто-кто, а Леха мог бы и догадаться, как надоели уже Аньке эти бесенята! Анька первым ребенком получилась, мать вскоре после ее рождения отца схоронила. Он на селе был единственным врачом. Девушка его не помнила совсем, берегла только книги и тетради медицинские – до дыр только что не зачитала. После мать снова замуж вышла и еще трех пацанов, одного за другим, родила. Отчим прошлой весной помер – спился, среди ночи чертей гонять начал и из дому убежал. Нашли утром в лесу – насмерть замерз.
Тяготы воспитания легли на хрупкие девичьи плечи. Мать-то днями пропадала на работе в коровнике, а после еще убирала дома, что побогаче. Анька же стирала, готовила, нянчила… Нет уж! Ни каких замуж, школу через год кончит и в город, в медучилище.
– Как ты из дому-то выпросилась? Аль, Алевтина Николаевна подобрела? – прервал раздумья девушки Леша.
– Да куда там! В окно выскользнула, – ответила с улыбкой девушка.
– Что ты?! Разве не слышала, что окна сейчас на ночь закрывать и занавешивать нужно? Крикса по улицам бродит до-первых, петухов.
– Глупости! Ты прям, как бабка твоя, чушь собираешь!
– Да, не чушь это! Танька померла ведь не просто так, теперь душа ее не успокоится, детишек надо беречь и скотину…
Еще бы не просто – живьем сгорела бедная баба! И ведь никто помочь не торопился, когда пожар начался. Не любили Таньку в деревне и родных у нее не было. Муж помер, детей не нажила. Бабы говаривали “пустое у ней ведьмино чрево!” Анька-то понимала, что бесплодность – это не порок. Ну, бывает так, не судьба. А люди на пустом месте байки сочинять любят. Прохор, пьяница местный, рассказывал, что сам видел, как к Таньке черт в трубу по ночам лазал. Как корова падет или куры не несутся – все Танькино колдовство. Бабки мимо двора бедной женщины просто так не проходили – то плюнут, то ком земли в окно кинут. Темные люди! А по Аньке – баба, как баба была, ничем от других не отличалась.
– Знаешь, Митька рассказал, что дом Таньки подожгли и двери подперли! А окна крестом осенили. Вот она и выбраться не смогла. Теперь в криксы подалась и бродит по селу. Вчера у Агафьи малой занемог и за два часа зачах. А все потому, что купала она его в воде из бочки, а та ночью во дворе стояла и крикса туда плюнула.
– Ну, конечно! Малого жаль, да только Агафья поила его молоком не кипяченым, вот и умер бедный от поноса. Я в энциклопедии читала, что от отца осталась. Поверь, криксы тут не причем! Тебе уже почти двадцать лет от роду. А ты все в сказки бабкины веришь и не стыдно?
– Зря ты так, вот у Мальцевых все свиньи за ночь померли… Тоже скажешь молоко виновато?
Анька нахмурила брови, Леха парень добрый и рукастый – любое дело мужское осилить мог. Но вот умом его Бог не наделил, говорить с ним Анька не любила. Девушке нравилось чувствовать его большие теплые ладони на животе и утром находить полевые цветы под окном, но любить – нет, не любила.
– Я пойду. Мамка заругает! Не провожай, а то увидят вместе – пересудов много будет.
Леша вздохнул глубоко и прижал девицу к себе, зарылся в волосы, словно ненароком, коснулся ягодиц руками.
– Завтра прибегай сюда же!
– Прибегу, – улыбнулась девушка и мягко коснулась губ своего поклонника.
Путь ее был через поле с рядами уже собранных снопов, до рассвета еще не скоро и Анька не спешила. Наслаждалась прохладой утра, от жаркого лета, да еще когда работы много, устаешь. Приближение осени только радовало.
Село еще дремало – спала даже скотина. Анька ловко перемахнула забор своего двора и услышала тихие поскуливания собаки.
– Шарик, дружище, ты чего? – позвала ласково Анька. Пес затих, но из будки не высунул носа.
Окно в комнату, где спали братья и Анька оказалось распахнуто. “Видно ветром открылось!” – решила девушка и подтянулась на руках, чтобы перевалиться внутрь. В сердце больно екнуло – над колыбелью младшего нависла темная женская фигура. Анька застыла, на миг ей показалось, что это мать проснулась и пошла детей проведать. Ох, влетит ей тогда за то, что отлучилась! Но нет, материны волосы всегда за спину в тугую косу собраны, а ночная рубашка и коленей не прикрывает.
Эта же женщина издавала едва слышное монотонное бормотание, подол ее черных одежд стелился по полу, темные пакли длинных волос ниспадали прямо в детские одеяльца. Чувствует Анька, потяжелел ее язык и в горло словно провалился – дышать нечем стало. Повернула голову ночная гостья и в ее чертах девушка узнала Татьяну. Исхудала баба – кожа серая с щек свисает, глаза темными кругами обведены – но точно она. Закружилась тут у Аньки голова и померкло все кругом.
– Анька! Анька! Очнись! – две звучные пощечины привели в чувство девушку. – Как ты за окном оказалась?
Мать нахмурила брови.
– Что? Ты в платье? Куда ходила, бесстыдница?!
– Прости, мам! На пруд бегала… Домой пришла хотела в окно влезть, а там женщина над колыбелью стояла чужая, страшная. Я и повалилась.
Побледнела мать, за лицо схватилась и как в дом побежит – двери все нараспашку открывать.
Донеслись до оторопевшей Аньки причитания и стоны.
– Илюша, Андрюша, Женечка… Деточки мои!!!
Ни жива, ни мертва зашла Анька в комнату. Все трое младшеньких, неподвижные и холодные, в кроватках своих лежат.
– Что ж ты, Анька, окно открытым оставила?! Впустила криксу окаянную, погубила братьев своих! – Рыдала мать, упав в объятья старшей дочери…