Тульпа

В прошлом году я шесть месяцев участвовал, как мне сказали, в психологическом эксперименте. Я нашел объявление в местной газете о поиске творческих людей, желающих хорошо заработать, и так как это было единственное объявление, которое подходило под мою квалификацию, я позвонил им, и мне назначили собеседование.
Мне сказали, что всё, что мне нужно делать — это сидеть одному в комнате с прикреплёнными к голове датчиками, которые будут фиксировать работу моего головного мозга. Находясь в комнате, я должен был мысленно представлять своего двойника. Они называли этот проект «Тульпа».
Мне показалось, что это достаточно легко, и я согласился, как только узнал, сколько мне за это заплатят. На следующий день я приступил к работе. Они отвели меня в комнату, где была кровать, и прикрепили сенсоры к моей голове и подключили их к небольшой чёрной коробке на столе рядом с кроватью. Мне было сказано, что я должен представлять визуальный образ своего двойника, и объяснили, что, если я устану, или мне станет скучно, вместо того, чтобы двигаться, я должен представить, как мой двойник ходит по комнате, попытаться поговорить с ним, и всё в этом роде. Идея заключалась в том, чтобы он постоянно был со мной в комнате.
Первые несколько дней у меня были проблемы. Это требовало больших усилий, чем простые мечтания, которым я предавался раньше. Я представлял своего двойника несколько минут, но потом начинал отвлекаться. Однако на четвёртый день я смог представлять его «присутствие» все шесть часов. Мне сказали, что я всё делаю очень хорошо.
Через неделю меня перевели в другую комнату, с настенными колонками. Мне сказали, что хотят увидеть, смогу ли я представлять тульпу, несмотря на отвлекающие раздражители. Музыка, которую они пускали, была неприятной, отвратительной и тревожной, и представлять свой визуальный образ стало немного сложнее, тем не менее, я справился. На следующей неделе они запустили ещё более тревожную музыку со скрипами, задний фон этой музыки напоминал звук набора номера старым модемом, и гортанный голос говорил что-то на каком-то иностранном языке. Я лишь посмеялся над этим — к тому времени я уже был профессионалом.
Примерно через месяц я начал скучать. Чтобы хоть как-то развлечься, я начал общаться со своим двойником. Мы стали разговаривать или играть в «камень-ножницы-бумагу», или я представлял, как он жонглировал, или танцевал брейк-данс, или делал что-то другое, что приходило мне на ум. Я спросил исследователей, не помешает ли им моё ребячество, но они одобрили мои действия.
Мы продолжили играть и общаться, какое-то время было весело. А потом началось что-то странное. Однажды я рассказывал ему о моём первом свидании, и он поправил меня. Я сказал, что моя подружка была одета в жёлтый топ, а он сказал, что он был зелёным. Я задумался об этом на секунду и понял, что он был прав. Мне стало жутко, и после моей смены я поговорил об этом с исследователями. «Вы используете мыслеобраз, чтобы получить доступ к своему подсознанию, — объяснили они мне. — На каком-то уровне подсознания вы поняли, что не правы, и ваше подсознание поправило вас».
То, что показалось мне жутким, вдруг оказалось прикольным. Я разговаривал со своим подсознанием! Это потребовало некоторой практики, но я обнаружил, что могу задавать вопросы своему тульпе и получать доступ к любым глубинам моей памяти. Я мог цитировать целые страницы из книг, которые читал когда-то много лет назад, вспоминать вещи, которым меня учили и о которых я тут же забывал в школе. Это было потрясающе.
Примерно в это время я стал «вызывать» своего двойника за пределами исследовательского центра. Поначалу нечасто, но я так привык представлять его, что теперь мне было не по себе, когда его не было рядом. Поэтому, как только мне становилось скучно, я представлял своего двойника. В конце концов, я стал делать это практически постоянно. Было забавно держать его рядом, как невидимого друга. Я представлял его, когда тусовался с друзьями, брал его на встречу с мамой, и один раз даже взял его с собой на свидание.
Я знаю, это звучит странно, но было весело. Он был не только хранилищем всей информации, которую я знал когда-то и забыл, он порой, казалось, больше заинтересован во мне, чем я в нём. Он также обладал сверхъестественной способностью распознавать язык тела, о котором я даже не подозревал. Например, я подумал, что свидание, на которое я его взял, прошло плохо, но он отметил, что девушка слишком сильно смеялась над моими шутками, тянулась ко мне, когда я говорил, и ещё кучу мелочей, которых я не заметил. Я слушал и убедился, что свидание прошло очень даже здорово.
Я провёл к тому времени в исследовательском центре четыре месяца, он был со мной постоянно. Однажды после моей смены исследователи подошли ко мне и спросили: не прекратил ли я представлять его. Я сказал, что нет, и они, кажется, остались довольны. Я тихо спросил своего двойника, не знает ли он, что бы это значило, но он только пожал плечами. Я тоже ничего не понял.
Я немного выпал из мира в этот момент. Мне стало трудно общаться с людьми. Они казались мне такими глупыми и неуверенными в себе, в то время как я всегда мог посоветоваться с самим собой. От этого я стал чувствовать себя неловко. Никто, похоже, совершенно не знал, почему он совершает те или иные поступки, что движет их действиями, почему какие-то вещи сводят из с ума, а другие заставляют просто посмеяться. Они не знали, что ими движет. Но я знал — по крайней мере, я мог спросить у себя и получить ответ.
Однажды вечером ко мне ворвался друг. Он вломился в дверь ещё до того, как я полностью открыл её, он был в ярости. «Ты, чёрт возьми, не отвечал на мои звонки несколько недель, ты, говнюк! — закричал он. — Что за проблемы у тебя, чёрт бы тебя побрал?».
Я собирался извиниться перед ним, и, возможно, мы бы тот вечер продолжили, выпивая вместе в баре, но мой тульпа вдруг впал в неописуемую ярость. «Бей его», — сказал он, и не успел я осознать, что творю, как нанёс своему другу удар. Я услышал, как ломается его нос. Он упал, а потом вскочил, накинувшись на меня с кулаками, мы стали драться, избивая друг друга и переворачивая вверх дном всю квартиру.
Никогда ещё я не впадал в такое бешенство, и я был безжалостен. Я сбил его и нанёс два удара ногами по рёбрам. Он сбежал, согнувшись и рыдая.
Полиция прибыла через несколько минут, но я сказал им, что зачинщиком драки был он, и поскольку его рядом не было, чтобы опровергнуть мои слова, мне просто вынесли предупреждение. Мой тульпа улыбался всё это время. Мы провели ночь, обсуждая мою победу, и смеясь, как хорошо я отделал друга.
Следующим утром, когда я увидел в зеркале мой подбитый глаз и рассечённую губу, я понял, что стало причиной драки. В ярость пришёл мой двойник, не я. Я чувствовал себя виноватым, мне даже было немного стыдно, но он заставил меня начать драку со старым другом. Он был рядом, и, конечно же, услышал мои мысли. «Он тебе больше не нужен. Тебе больше никто не нужен», — сказал он мне, и я почувствовал, как мурашки побежали у меня по коже.
Я рассказал об этом исследователям, которые работали со мной, но они просто высмеяли меня. «Нельзя бояться того, что воображаешь»,— сказал один из них. Мой двойник стоял рядом с ним и кивнул головой, а потом усмехнулся мне.
Я попытался следовать их совету, но следующие несколько дней мне становилось всё более и более тревожно из-за моего тульпы. Он, казалось, стал меняться. Он стал выше и выглядел более угрожающе. В его глазах блестело озорство, в постоянной улыбке скрывался злой умысел. Я решил, что никакая работа не стоит того, чтобы сойти с ума. Если я не могу его контролировать, я должен от него избавиться. К тому времени я так к нему привык, что процесс визуализации происходил автоматически, и я стал из всех своих сил не представлять его. Это заняло несколько дней, но начало работать. Я мог избавиться от него на несколько часов в день. Но каждый раз, когда он возвращался, он становился хуже. Его кожа, казалось, становилась мертвенно-бледной, а зубы — острее. Он шипел, угрожал и ругался. Тревожная музыка, которую я слушал несколько месяцев, теперь сопровождала его повсюду. Даже дома, когда я расслаблялся и забывался, не концентрируясь на том, чтобы не видеть его, он появлялся, и эта ужасная музыка вместе с ним.
Я по-прежнему посещал научно-исследовательский центр и проводил там по шесть часов. Мне нужны были деньги, и я предполагал, что никто не в курсе, что я сейчас не представляю своего тульпу. Я ошибался. Однажды после смены, когда прошло уже пять с половиной месяцев, два огромных санитара схватили меня, и кто-то в белом халате сделал мне укол.
Я снова очнулся в комнате, привязанный к кровати. Ревела музыка, и мой двойник стоял надо мной, ухмыляясь. Он больше не был похож на человека. Его конечности были странно скрючены. Глаза запали глубоко в глазницы, как у трупа. Он был намного выше меня, но сгорбленный. Руки у него были скрючены, а ногти больше походили на когти. Короче, он был чертовски страшен. Я пытался избавиться от него, но не мог сосредоточиться. Он расхохотался и похлопал меня по плечу. Я бился на кровати изо всех сил, пытаясь вырваться, но вряд ли даже пошевелился.
«Они напичкали тебя хорошим дерьмом. Как головушка? Все расплывается?» — он наклонялся всё ближе и ближе, говоря это. Я задержал дыхание; из его рта воняло гнилым мясом. Я пытался сосредоточиться, но не мог прогнать его.
Следующие несколько недель были ужасными. Кто-то из докторов приходил ко мне и вкалывал мне что-то или насильно пичкал таблетками. Они держали меня в таком состоянии, чтобы я не мог сосредоточиться, иногда у меня начинались галлюцинации. Мой мыслеобраз по-прежнему был рядом, он постоянно ухмылялся. Он взаимодействовал с моим бредом. Мне казалось, что в комнате моя мать, она ругает меня, и тогда он подходил сзади и разрезал ей горло, и её кровь капала на меня. Это было настолько реальным, что мне казалось, будто я ощущаю вкус крови.
Врачи никогда не разговаривали со мной. Иногда я молил их, кричал, выплёвывал таблетки, требовал ответить мне. Они не разговаривали со мной. Они разговаривали с моим тульпой, моим личным монстром. Я не уверен — возможно, это было вызвано препаратами, возможно, я заблуждался, но я помню, как они разговаривали с ним. Во мне росло убеждение, что это он настоящий, а я его мыслеобраз. Он поддерживал эту идею, высмеивая все остальные.
Ещё одно, что казалось мне заблуждением — он мог прикоснуться ко мне. И даже больше: он мог причинить мне вред. Он толкал и пинал меня, когда ему казалось, что я не уделяю ему много внимания. Однажды он схватил меня за яйца, скрутил их и держал так, пока я не сказал, что люблю его. В другой раз он исцарапал моё предплечье своим когтем. У меня до сих пор шрам на том месте; постоянно я убеждаю себя, что сам поранился, и никакая галлюцинация не несёт за это ответственность. Постоянно.
И вот однажды, когда он рассказывал мне о том, как он собирается выпотрошить всех, кого я люблю, начиная с моей сестры, он остановился. Озадаченный взгляд возник на его лице, и он протянул руку и потрогал мой лоб, прямо, как моя мать, когда у меня был жар. Он долго сидел так, а потом улыбнулся. «Все мысли материальны», — сказал он мне. Потом он вышел за дверь.
Три часа спустя мне сделали укол, и я потерял сознание. Когда я проснулся, я был свободен. Дрожа, я подошёл к двери. Она была не заперта. Я вышел в пустынный коридор, и побежал. Я падал не один раз, но я спустился по лестнице и вышел на парковку позади здания. Там я рухнул, плача, как ребёнок. Я знал, что мне нужно идти, но не мог.
В конце концов, я вернулся домой — не помню, как мне это удалось. Я запер дверь, заслонил её комодом и проспал полтора дня. Никто не пришел за мной ночью, и на следующий день, и позже. Все было кончено. Я провел неделю запертым у себя в комнате, но мне показалось, что прошла вечность. Я порвал отношения со всеми за долго до этих событий, поэтому никто не заметил, что я пропал.
Полиция ничего не обнаружила. Научно-исследовательский центр оказался пуст, когда они обыскали его. Никаких документов не нашли. Имена, которые я назвал, оказались вымышленными. Я подозреваю, что даже источник денег, которые я получил, невозможно было отследить.
Я выздоровел, если это можно так назвать. Я не покидаю дом часто, и иногда у меня случаются приступы паники. Я кричу. Я долго не могу заснуть, мои кошмары ужасны. Всё кончено, внушаю я себе. Я выжил. Я пользуюсь методиками, которыми меня научили эти ублюдки, чтобы убедить в этом самого себя. Иногда это работает.
Но только не сегодня. Три дня назад мне позвонила мама. Случилась трагедия. Моя сестра стала жертвой серийного убийцы, сообщила полиция. Убийца выпускает своим жертвам кишки наружу.
Похороны были сегодня днем. Всё прошло, мне кажется, настолько хорошо, насколько хороши могут быть похороны. Впрочем, я немного отвлекся. Откуда-то издалека я услышал музыку. Отвратительную, тревожную музыку, и скрипы, и звуки соединения модема. Я до сих пор слышу эти звуки — на этот раз громче.