Ночная поездка
История эта произошла с бабушкиным мужем, моим дедом. В то время жили они в деревушке, растили детей, да поднимали колхоз. Единственной скотинкой, которая по каким-то причинам не попала в колхозное стадо, был конь Лысый, коняга умная (в плане отлынивания от работы), добрая и верная, в общем, член семьи. И вот однажды у деда наметились дела в соседней деревне.
Запряг он Лысого в дровни (длинные низкие сани), так как дело было зимой, и поехал через лес, который тянулся на протяжении трех километров, и с одной стороны этого леса было болото, куда местные жители предпочитали не соваться, и даже клюкву собирать только на окраину ходили.
Добрался он до деревеньки благополучно, сделал все свои дела, да загостился у знакомых. Как водится, выпил чарку-другую за разговорами, и возвращаться собрался, когда уже совсем стемнело. Провожая деда, знакомый сказал: «Ты, Платоныч, через лес-то не езжай, сам знаешь, справа-то топь болотная, народ поговаривает, что нечисть по ночам путников с дороги сбивает, да в глушь уводит», на что дед – как и бабуля, не будучи человеком суеверным, отвечал: «Да ну, через поля-то почитай на два километра дальше будет, да и Лысый дорогу знает, сам довезет». Сказал да и поехал.
Лысый действительно дорогу знал, и дед, закутавшись в шубу, спокойно задремал себе, и так, не торопясь, проехал почти пол дороги. Далее со слов деда: «Проснулся я, как будто меня в бок что толкнуло – Лысый, сильно мотнув головой, дернул поводья. Смотрю, беспокоится конь, головой мотает, фыркает, ушами прядет. Осмотрелся, луна выглянула, и осветила правую часть леса, там, где болото. Да так, что вижу каждый кустик, каждое деревце в глубину, а другая часть леса темная-темная, хоть глаз коли. Вспомнил, говорит, я слова знакомого, как-то жутковато мне стало, и сон как рукой сняло, а Лысый все беспокоится, с шага сбивается. Только я поводья подправил, сказал, «Ну Лысанюшка, прибавь шагу!», как вдруг как будто все замерло – ветер стих, все звуки пропали, не слышу даже, как дровни по снегу скользят. Мысли понеслись в голове – и зачем задержался, что засветло не выехал, а сам головы поворотить боюсь. Только за Лысым слежу, думаю, как его подогнать. А Лысый, видать, сам боится, ногами все быстрей и быстрей перебирает. Только я хотел руку из-под шубы выпростать, чтобы лоб перекрестить, да молитву прочесть, как вдруг, чую, будто на дровни сзади кто-то сел, да так сел, что нос саней вверх задрался, а конь на дыбы встал. И все. Дровни встали и ни с места, словно на них тонна лежит. Меня пот холодный прошиб, руки-ноги дрожат, а обернуться не смею. Только поводья дергаю, да шепчу: «Давай, Лысый, давай», а конь не в силах сани сдвинуть, копытами в землю уперся, голову наклонил, силится, аж присел. Не помня себя, я одной рукой возжи сгреб, другой конец закрутил, и ну давай коня нахлестывать. И вдруг… Как отпустило. Лысый от неожиданности на колени упал, носом в снег ткнулся, тут же вскочил и понесся галопом. Дровни легкие стали, полетели, как птицы. А я все нахлестываю, все погоняю. Звуки вернулись, слышу, как полозья по снегу свистят, да конь тяжело дышит, а может и я. Обернуться по-прежнему не смею, а мыслями-то там, на том месте… И чудится, будто кто-то сзади бежит, догоняет. Не помню, как домой добрался, как коня распряг…»
На следующее утро бабушка деду сказала: «Что ты, старый, носишься по ночам? Вчера во двор влетел, думала, сарай снесешь. Наверное, принял лишнего»…