Демон

У самого обрыва стоит монастырь, старый и заброшенный. Кирпичные стены потемнели от дождей и поросли мхом, за разбитыми окнами притаилась темнота. Примыкает к нему старинное еврейское кладбище. Оно густо заросло травой и колючими кустарниками, лес вплотную подобрался к самому монастырю. С детства старался избегать этого мрачного места.
Одного взгляда на царившее вокруг запущение было достаточно, чтобы по спине побежал холодок.Жил там когда-то один многоуважаемый священник, помогал селянам советом и молитвой. Бывает, заходит к нему мужик, жалуется на боль в зубах, а батюшка ему и говорит: «Никакого врача не надо. Прочти трижды Отце наш да поклонись до земли святому Владимиру». Мужик делает, как велено, а на утро боль исчезает. Заходит беременная девушка, рожать боится, в больницу ехать хочет. А батюшка в ответ: «Никакой больницы! Поставь семь свечей Святой богородице да молись ей перед сном, пока не разрешишься».

Любили и уважали его селяне за мудрость и знания. Когда выходило, несли копеечку святому человеку. Прославился он своей набожностью на всю округу. Пост и лишения были ему в радость: спал он на каменном ложе, пил ключевую воду да ел черствых хлеб, отчего лицо его сделалось белым, как лики на иконах. Люди приезжали с соседних деревень, дабы поклониться батюшке в ноги, пусть и не принято это было при советской власти. Так жили они до той злополучной ночи.

Однажды, стоя на коленях, молился батюшка святому апостолу Павлу, когда услышал шум и негромкое повизгивание. Время уже перевалило за полночь, тонкий серп луны глядел в запертое окно. Священник замолчал и прислушался: возня доносилась снаружи. Думал он недолго и, прихватив одну из свечей, направился во двор. Сжимая в руке святое распятие, батюшка едва перешагнул порог, как вдруг откуда-то выскочила старая деревенская собака с остекленевшими глазами и пеной у рта. Она с воем ринулась к дверям, но удар сапога отшвырнул назад глупое животное, и тварь божья с визгом бросилось прочь. Старик выругался, перекрестился и, оглядев двор, вернулся в монастырь.

Сердце его сжалось, когда свет свечи лег на грязные пятна на полу: страшные нечеловеческие следы уходили во мрак. Батюшка забормотал молитву и стал вглядываться в темноту. Почудилось ему на лестнице какое-то движение, блеснули два огромных желтых глаза, и нечто темное ринулось в его сторону. В груди старика похолодело, руки затряслись так, что огонек свечи погас. Святой отец, не прекращая молиться, весь сжался… но ничего не произошло. На этот раз Бог внял его мольбе. Испугался священник не на шутку.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради мя святыми Твоими Ангелы и молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, Силою Честнаго и Животворящаго Креста, святаго архистратига Божия Михаила и прочих Небесных сил бесплотных, – заклинал батюшка, выводя священные символы мелом на двери кельи, окнах и полу.

Ночь показалось ему необычайно долгой. Лежал он без сна на своем каменном ложе и слушал темноту. Пугающие звуки доносились до его ушей: то скрип, то шорох, то шарканье ног. Порой тишину разрывала жуткая мелодия, будто водит кто по стеклу острыми когтями, водит неторопливо, расчетливо. Старик то и дело осенял себя крестным знаменем. Хоть и страшно было его мятежной душе, уснул он, забылся тяжелым сном.

Снилось ему, будто стоит он посреди комнаты, глядит на себя дремлющего. Жутко стало батюшке. Видит он, как косматая морда из дверей высовывается, рогами трясет, как втягивает воздух широкими ноздрями. Глаза большие, желтые, злые! Боязно демону: видит святые знаки и входить не решается. Топчется в дверях нечистый, копытами постукивает. Начал молиться старик, горячо молиться, молиться так, как никогда в жизни не молился. Как вдруг демон на него бросит взор, подскочит в два шага да ухватит когтистой лапой.

С криком очнулся батюшка. Дождь барабанит в окна, в келье темно. Чувствует, на грудь ему что-то теплое давит, будто чья рука волосатая. Приподнялся и видит над собой два желтых уголька, острые когти впиваются в кожу сквозь тонкую рясу. Вскочил он с именем святого Арсения на устах, схватил чашу с освященной водой. Демон коварный в животное обратился: забился в самый угол да глядит на него невинными глазами – одурачить его решил, проклятый.

– Боже, спаси раба твоего, – молвит старик и бесстрашно идет на зверя, неся пред собою святое распятие. Нечистый беснуется, шипит, вжимается в стену, пытается оцарапать кошачьей лапой. – Что, окаянный, не по нутру тебе крест животворящий?

Остервенел черт, когда батюшка его серебряной водой окропил: как завизжит нечеловеческим голосом, как залает. Выбежал он прочь из кельи, прочь из монастыря.

– Да запретит тебе, дьявол, Господь, грядущий со славою на облаках небесных вместе со святыми ангелами Своими судить живых и мертвых, – молится батюшка, спеша за нечистым духом. – Да запретит тебе, дьявол, Господь, приготовивший тебе огонь неугасимый, червь неусыпающий и тьму кромешную для вечного наказания…

Во дворе мокро, ливень льет, молнии сверкают. Мокрая ряса липнет к телу, ноги застревают в болоте, но батюшка не отстает. Он спешит через просеку, через кладбище, мимо железных оград и торчащих из земли крестов, мимо каменных еврейских надгробий и могил: демон скачет впереди, жалобно вереща, поглядывая на преследователя огненными очами. Батюшка жарко повторяет молитву, осеняя себя святым знаменем, утирает воду, бегущую по лицу. Он не замечает, ни что лес поредел, ни что дорожка кончилась, ни признаков надвигающейся беды. Священник видит только беса в кошачьем обличии…

Нашли батюшку лишь два дня спустя, разбившегося, под обрывом. Похоронили на монастырском кладбище. Безбожники поначалу посмеивались над его «глупой смертью», бессовестно и бесстыдно. Но недолго. О случившемся у нас стараются не вспоминать, ибо люди до сих пор видят большого черного кота с желтыми глазами, мурлычущего на могиле святого, слышат его ночной заунывный вой…