Грусть

Людмила шла по улице, пытаясь обходить хотя бы самые большие лужи. Большого смысла это не имело, потому что ноги уже и так безнадежно промокли. И делала она это на автоматизме, особо не задумываясь. В Харькове наступил сезон дождей. Пришла осень, и весь город превратился в грустное, тоскливое и пасмурное существо.

Сегодняшний день, как, впрочем, и предыдущие, не задался. Сегодня Люда поняла, что она не нужна. У нее был роман, последняя страница которого сегодня была дочитана. Ее мужчина, пряча глаза, что-то мямлил, пытался объяснять… Люда даже не помнила, что именно он говорил. В ее голове пульсировала фраза: «Я не нужна». Какая уж разница почему? Вот она и не вслушивалась.

Личная жизнь Люды, да и жизнь в целом, не сильно задалась. Карьеры у нее особой не было, была просто работа, на которой просто платили деньги. Семья? Когда-то была семья, но потом все кончилось, и этот период жизни для Люды был как в тумане, как старая кинопленка: вроде бы это были ее воспоминания, ее жизнь, но воспринималось все, как просто история. Увлечений Люда также не имела, внутри нее было пусто — ни интересов, ни целей, ни желаний. Она просто жила. А точнее — ее жизнь шла своим чередом, изо дня в день, из года в год. Сама. Без участия Людмилы.

Этим вечером, с мокрыми ногами, разбрызгивая лужи, тщетно пытаясь не намочить обувь больше, чем есть, Люда шла в кафе.

Кафе называлось «Душа». Оно пряталось в одном из двориков старого Харькова. Никто не знал, когда оно появилось, казалось, что оно было здесь всегда, с момента основания города, как его часть, или душа. Это было своеобразное, ни на что не похожее заведение. Легко было пройти мимо и не заметить его. Ни яркой вывески, ни рекламы, ничего. И посетителей в нем много не бывало. Люда в свое время случайно нашла это кафе. В тот день ей тоже было грустно и тоскливо, и она брела по городу, не разбирая дороги. И вдруг перед ней оказались двери, и вкрадчивый голос (позже выяснилось, что это администратор и одновременно хозяин заведения) произнес: «Мадемуазель принесла грусть?»

Именно так и сказал. «Принесла грусть». Не «здравствуйте», не «проходите». ПРИНЕСЛА ГРУСТЬ. И это было сущей правдой. У нее действительно была грусть и… да, она ее несла по городу, и получается, что донесла.

Своеобразность кафе «Душа», в котором Люда тогда пробыла до самой ночи, заключалась во многом. Во-первых, как только посетитель ступал за порог, у него возникало ощущение, что он пришел в гости, причем к очень близкому человеку, в место, где его поймут, где даже не нужно объяснять, что случилось, потому что поймут и так, без слов. Во-вторых, посетитель (гость — здесь всех посетителей называли не иначе как «гость») ничего не решал. Ни в каком зале он сядет, ни что будет заказывать.

Залов было пять: летом всех отводили на площадку с натянутым тентом, столиками вокруг маленьких фонтанчиков и перегородками, увитыми цветами. Когда ты сидел в этом зале, казалось, что ты не в городе, а каком-то уютном саду. Там очень удачно выходило прятаться от летнего зноя, всегда было прохладно. Когда наступала осень, гостям были рады (там так и говорили: «Сегодня мы вам рады в таком-то зале») в «осеннем зале». Там был приятный полумрак, играла тихая ненавязчивая музыка, а столики были расположены у камина, возле которого так приятно было отогреваться. И кроме того, каждого гостя в осеннем зале укутывали в плед. И еще там были окна, во всю стену, по которым приятно было смотреть на стекающие капли дождя. Зимой же гости находились в зале с очагом. Окон там не было, в центре стоял очаг, вокруг которого и были расставлены столики. «Весенний зал» — зал, в который можно было попасть весной, находился на крыше, он был из прозрачного стекла. Весь. Полностью. И там было здорово наблюдать на синим небом и облаками.

И еще был отдельный особый зал. Назывался он «печаль». Зал находился в подвале, и обслуживался он лично администратором. Необъяснимым образом, встречая у входа гостя, администратор понимал, что сегодня человеку не просто грустно, а очень-очень плохо, говорил фразу: «Мадемуазель/месье принесли грусть?» — и провожал в этот зал. Особенность зала заключалась в том, что он был поделен перегородками на отдельные зоны, и к каждому гостю на коленки заползала кошка. Да. Именно так. Стоило вам выбрать столик и присесть, как тут же откуда-то появлялась кошка, устраивалась у вас на коленях и начинала мурлыкать.

В тот день, когда Людмила впервые попала в это кафе, администратор ее и проводил в этот зал. На колени тут же умостилась кошка. Люда вздрогнула, хотела согнать ее, но администратор сказал: «Нет, на сегодняшний вечер это ВАША кошка, и она будет с вами». Люда не стала спорить, на споры у нее сил не было. Кошка так кошка, в конце концов, от ее мурлыканья становилось чуть легче. Потом Люда решила попросить меню и услышала весьма неожиданный ответ: «Мадемуазель в гостях. А в гостях не заказывают, а принимают угощение». Пожав плечами, Люда стала ждать развития событий. Сегодня она действительно не смогла бы ничего выбрать, ей было все равно. Жизнь текла своим чередом. Даже в отношении выбора еды. Но того, что случилось дальше, Людмила никак не могла ожидать. Ей принесли БАБУШКИНО варенье. Именно так. Не варенье, похожее на то, которое делала бабушка, а именно БАБУШКИНО варенье!

И тут Люду прорвало. Она вспомнила свое детство, свою бабушку, которая была для нее самым близким и дорогим человеком, которой она всегда была нужна, которая любила. Слезы ручьем текли из глаз, Люда всхлипывала и начала рассказывать историю своей пустой жизни администратору. О том, как она никогда не ладила с матерью (отца не было), о том, как мать постоянно попрекала ее, как она знала, чувствовала, что является обузой для собственной матери и мешает ей вести беззаботную жизнь, о своем краткосрочном и неудавшемся браке, где она тоже была не нужна…. Она говорила и говорила, а перед глазами был внимательный и все понимающий взгляд администратора… Она чувствовала, что он действительно ее понимает. Когда слезы схлынули и она перестала всхлипывать, администратор начал говорить:

— Нет ничего плохого ни в грусти, ни в печали. Они по-своему очаровательны. Грусть — она уютная, она свидетельствует о том, что человеку есть, о чем грустить, что в жизни его что-то все-таки было, то, что он потерял. Что лучше? Иметь и потерять — или ничего не иметь?

Люда не нашлась с ответом.

Дальше, глядя прямо в ее душу, администратор сказал:

— Приходя сюда, можно принести грусть и выпить ее до дна, продолжая жизнь, а можно… можно подарить грусть этому заведению, которое соткано из грусти. Если мадемуазель устанет, не захочет больше жить так, как живет, если мадемуазель больше ничего не будет держать — она может прийти в и сказать: «Я принесла свою грусть и хочу ее отдать».

В Харькове начался сезон дождей. Тщетно пытаясь обходить лужи, хотя ноги и так промокли, Людмила подошла к дверям кафе «Душа» и встретилась взглядом с администратором.

— Мадемуазель принесла грусть?

Люда выдохнула, подумала о том, что ее держит в этом мире, в очередной раз убедилась, что никому не нужна, и произнесла:

— Я принесла свою грусть и…. и хочу отдать ее.

— Нет ничего плохого ни грусти, ни в печали… — услышала Люда голос Хозяина, удобно устраиваясь на коленках у посетителя и начиная мурлыкать. Сейчас она была ЧЬЯ-ТО и была нужна. А в кафе «Душа» на одну кошку стало больше.