Карцер

Недавно скончался мой хороший знакомый Андрей Андреевич, бывший диссидент. В конце 70-х — начале 80-x годов он пять лет сидел по статье 70 за антисоветскую пропаганду. За нарушение режима в колонии Андрей Андреевич был переведен в тюрьму (для них была специальная тюрьма в Поволжье), а там вскоре попал в карцер. Одиночная камера, нары были замком пристегнуты к стене и открывались только на ночь.
В первую ночь он проснулся от стона. В камере никого, горит дежурное освещение. А стоны продолжаются, исходят неизвестно откуда. И тут он вдруг увидел, что на полу камеры огромная черная лужа. Капли жидкости падали сверху, прямо из воздуха, из пустоты. Протянул руку — на руке оказалась кровь, черная…
Нервы не выдержали, он вскочил и стал стучать в дверь. Пока дежурный наряд открывал дверь, Андрей Андреевич отвлекся от лужи на полу, а когда взглянул вновь, то лужи не было. И окровавленная рука была чистая.
На вопрос: «В чем дело?» — он только и смог сказать: «Виноват, гражданин начальник! Что-то померещилось!». Больше всего он боялся показаться смешным.
Но ни смеха, ни нагоняя за ложную тревогу не последовало. Один из прапорщиков сказал другому: «Я же говорил, что эту камеру надо под каптерку переоборудовать. После того «самореза» тут какая-то чертовщина…».
Больше это видение не повторялось. Отсидев в карцере, Андрей Андреевич от осужденных старожилов узнал, что именно в той камере карцера некоторое время назад, покончил с собой один из заключенных. В карцер, несмотря на строжайший обыск, он пронес обломок лезвия бритвы и порезал вены. Правда, о том, что в камере с той поры «завелась чертовщина», никто из заключенных не рассказывал. Может быть, это проявлялось достаточно редко, а может быть, они тоже боялись показаться смешными. «Для заключенного в тюрьме самое страшное — стать всеобщим посмешищем», — говорил мне Андрей Андреевич.